— Обойдутся, — сказал Бьярн. — Я не стану этого делать.
Он коснулся ее лба горячими сухими губами.
— И как ты думаешь, я бы смог жить дальше, сотворив это с тобой? — голос на секунду стал жестким.
— Я думала…
— Хорошего же ты мнения обо мне, птаха!
Она сжалась, но Бьярн уже не злился на нее. Привлек к себе, укутал в объятия, Мара чувствовала его дыхание на своей макушке. Нестрашный, теплый, большой. Она уткнулась в его ключицу и чувствовала, как разжались ледяные когти страха: она снова могла дышать.
— Мы что-нибудь придумаем. До утра есть время…
Оба долго молчали. Мара начала дремать, пригревшись, когда Бьярн погладил ее по плечу.
— Птаха, я знаю. Это, возможно, сработает. Ты должна мне рассказать.
— Что рассказать?
— То, что ты так долго от меня скрывала. Уверен, это тоже страшно. Но тогда мы с тобой будем по одну сторону. Переживем это вместе.
— Так ты понял?
— Трудно было не понять…
Мара еще никогда ни одной живой душе не обмолвилась и словом о том, что произошло. Она верила, что удачно прячет свои чувства от посторонних глаз, а оказывается, всё как на ладони. Возможно, действительно пришло время поделиться с кем-то. Так пусть этим человеком будет Бьярн.
— Его звали Лейрас Айлири… — тихо-тихо сказала она, ведь до сегодняшнего дня клялась, что никогда больше вслух не произнесет его имени.
*** 27 ***
Весенний утренний лес наполнял птичий гомон. Пичужки радовались наступлению первого тепла, и тоненькая девушка, осторожно пробирающаяся по мягкой изумрудно-зеленой траве, тоже радовалась. Она знала, что это обманчивое тепло: зацвела черемуха, а значит, скоро снова похолодает, но пока солнышко приветливо и ярко светило сквозь ветви, наполняя все вокруг легким, искрящимся светом, и казалось, будто наступило лето.
Она поправила волосы, выбившиеся из-под повязки. Локоны растрепались и цеплялись за тонкие веточки. Подумала-подумала, сняла повязку, заплела пряди в косу, а потом и курточку расстегнула, завязала вокруг пояса. Вечно дедуля волнуется попусту. Не простудится она: жарко, аж парит.
Девушка присела рядом с кустиком неприметной травки — блеклые листочки, раздваивающиеся на конце. Погладила, а потом аккуратно срезала и положила в корзинку, перекинутую через руку. Дедуля будет доволен, увидев, сколько всего нужного она раздобыла сегодня утром. Трипутник — ну, этого добра везде довольно, у каждой дороги растет, несколько четырехлистников клевера — вот это уже куда более достойная добыча. А теперь еще Звездчатка — от желудочной хвори отличное средство.
Поднялась на ноги, осмотрелась. Едва заметная тропинка, извивающаяся между холмиков, исхожена вдоль и поперек. Каждое деревце здесь знакомо, каждый цветок: родной лес, неопасный, спокойный. За все время, пока она жила у профессора Вигге, только пару раз появлялись шатуны, однако и тех она упокоила без малейших усилий. Да поселилась в подполе мелкая нечисть, которого они с дедулей прозвали Соседушкой. Но он никаких неприятностей не доставлял — возился, стучал, вздыхал, да иногда воровал молоко, забытое на столе.
Надо было возвращаться. Дедуля с утра ушел в деревню, а ей наказал прогуляться да собрать полезные травы. Обещал медовых сот принести. Девушка облизнулась и улыбнулась. Стыдоба-то. Совсем взрослая девица — шестнадцать лет, в Академию скоро поступать, а такая лакомка.
Она уже повернула назад, когда услышала за спиной треск ломающихся кустов и нечеловеческий рев. Вернее, в первую секунду он показался нечеловеческим, а потом она поняла, что все-таки именно человек воет от боли и ужаса. Она, помогая профессору Вигге, частенько слышала, как здоровенные мужчины могут кричать от боли.
Кому-то требовалась помощь, поэтому она колебалась не дольше секунды. Она ведь не может уйти и бросить человека в беде.
Побежала на крик, но, заметив человеческие фигуры, сначала притаилась за кустами, прислушиваясь.
Семеро мужчин. Один лежит на земле, ухватившись за ногу, и воет, крутится от боли. Двое принялись было поднимать его, подхватив под руки, но не удержали. Шестеро, видно, деревенские парни — к таким она привыкла. Одежда простая, бороды лопатами, нестриженые вихры торчат во все стороны. А один…
Она почувствовала, как перехватило дух. Она никогда таких раньше не видела. Вернее, видела один раз в книге на ярмарке. В той истории рассказывалось о прекрасном принце и заколдованной принцессе, и тот юный принц на картинке, приклонивший колени перед девушкой в пышном платье, был точь-в-точь этот молодой мужчина, с пристальным вниманием разглядывающий сейчас корчащегося от боли парня. Высокий и стройный, в черном походном костюме, плащ небрежно накинут на плечи, в ножнах на поясе кинжал. Он сжимал в одной руке перчатки и нетерпеливо постукивал ими о ладонь другой. Светлые волосы достигали плеч. Такие светящиеся, гладкие, точно шелк. Глаза синие, словно небо, даже издалека видать. А лицо гладко выбрито. Девушка, сколько жила на свете, безбородых мужчин почти не встречала. Как-то в городе видела мельком в карете какого-то господина из Благородных, но тот лишь на секунду показался в окне. И был он толстым и старым, вовсе не таким чудесным, как этот юноша, стоящий сейчас перед ней.
Она так загляделась на сказочного принца, что совсем забыла о воющем парне, распростертом у его ног.
— И что мне делать с тобой? — произнес чудесный мягкий баритон. — Сколько раз повторять: в дорогу башмаки не надевать, только сапоги. Так что в том, что тебя эта тварь покусала, сам виноват.
Девушка сбросила наваждение. Человек нуждается в помощи, а она тут думает непонятно о чем. Решительно раздвинула кусты и вышла из укрытия.
— Что случилось? Кто его укусил? Шатун? Или другая нечисть?
Семь пар глаз в изумлении уставились на худенькую большеглазую девушку, невесть каким образом очутившуюся в этом глухом и безлюдном месте.
— Змея его укусила, — первым пришел в себя прекрасный принц. — А ты знаешь, где лекаря найти?
Она закивала, вдруг растеряв все свое красноречие. Чудесный золотоволосый парень, словно сошедший со страниц сказки, обращался прямо к ней: ну как тут не забудешь человеческую речь? И тут же покраснела, догадавшись, что выглядит со стороны, должно быть, дурочкой.
— Да, — выпалила она. — Мой дедуля лечит! Пойдемте, я провожу.
Они давно условились с учителем, что всем незнакомцам будут представляться именно так — пожилой знахарь со своей внучкой, а что там на самом деле, никому знать не надо.
— Ну, пойдем!
Он окинул девушку взглядом с ног до головы и вдруг улыбнулся.
— Какая ты ладненькая.
Девушка потупилась, чувствуя, что щеки совсем раскраснелись.
Правда, по дороге, пока парни, подхватив за руки, за ноги, несли своего горемычного товарища, а тот лишь стонал, сумела вернуть самообладание. Она будущий медикус, а здесь страдающий пациент. Не время глазки строить!
В какой-то момент несчастный захрипел, забился, и стало понятно, что сердце не выдержало. Дедуля строго-настрого запрещал рассказывать каждому первому встречному о том, что она некромантка, но бросить несчастного парня в беде она не могла. Понимала, что еще не поздно его спасти.
— Положите на землю и отойдите! — крикнула она, да так уверенно, что здоровяки послушались и даже прекрасный незнакомец только кивнул, давая понять, что не против.
Он, видно, какой-то начальник у них? Ну, неважно. Сначала — дело.
Синяя вспышка, в воздухе запахло озоном, парень застонал.
— Твое имя? — быстро спросила девушка.
— Берт…
— Отлично! Бежим скорее. Ему совсем худо.
Она заметила, как пятеро деревенских посторонились, увидев, как она оживила умершего, а вот золотоволосый, наоборот, посмотрел с интересом.
— Некроманточка, значит? Думал, все некроманточки закрыты в Академии Темных искусств. Они носят черное и выглядят мрачно. А тут такое чудо нежное по лесу бегает. Тебя-то как саму звать, кстати? Я — Лейрас Айлири. Лер, если кратко.